– Вот и он так про меня го-о-вва-орит!…
Теперь смеется мама.
– Правильно говорит! Петр, может быть, ты позвонишь? Нашу дурочку нужно поставить в ситуацию, когда она просто не сможет не сказать все, как есть!
– Я не ду-уро-о-чка-а! – всхлипывает упрямая Варька.
И Людмила Олеговна говорит:
– Вот что! Я обещаю, что твой Монасюк приедет к тебе. И я еще и переговорю предварительно с ним!
– Не на-а-адо-о! – шмыгает носом Варвара.
– Надо, Варя! Он будет знать, что ты просто глупая дурочка!
– Он знает! Он так и сказал!
Папа:
– Варюша! (очень мягко – подходит, обнимает). А ты-то сама замуж за него хочешь?
– Папуль, еще как хочу!
– Ну! – разводит руками Петр Петрович.
– Ну, про «замуж» говорить рано, – тут же уточняет мама, – ты еще даже не поступила в институт! Толик твой вон учится…
Я действительно старательно учился. И на меня с уважением начинали смотреть преподаватели (ну, а у студентов я пользовался уважением давно – как только стал петь в ансамбле), и даже наш декан всячески выделял меня, ставя на общих собраниях курса в пример. Но я действительно учился очень старательно, даже во время ночных работ в пакгаузах и на разгрузочных площадках при любом случае простоя я доставал учебник, который брал с собой, и читал, читал.
Между прочим, из-за этого я заработал уважение и среди грузчиков.
В самом конце октября раздался очередной междугородний звонок (отцу часто звонили и из Москвы, и из других городов).
Но это был звонок мне. Звонила мама Варвары.
– Толя, здравствуйте! Это Людмила Олеговна!
– Здравствуйте, я узнал вас, Людмила Олеговна. Вы – мама Вари.
– Да. Вы меня простите, я очень виновата и перед Варей, и перед вами. Мне ведь тогда, на выпускном вечере рассказали о песне про Варвару, ну, и про букварь открытый, конечно…
И я вас невзлюбила. Вы не обижайтесь на меня, так случилось, что гораздо позже мне предоставилась возможность поговорить с некоторыми вашими учителями, потом с Марией Константиновной Миутой… И когда мне кое что о вас рассказали, я поняла, что не просто была неправа, я могу поломать счастье дочери.
А Варенька ведь у нас с мужем – единственная… Мы ее, конечно, избаловали, но вы не думайте, Анатолий, она очень хорошая, добрая, ласковая…
– Я понимаю… – но мне не дали вставить больше ни слова.
– Толя, понимаете, у нас нет сил смотреть на нее. Приезжайте, пожалуйста, она ведь девушка, стесняется первой сделать шаг, как бы себя предлагать… Мы ведь вам по возрасту годимся в родители, так что вы нам-то не отказывайте…
Я и не собирался! И мы договорились, что я приеду в Боговещенку на праздники 7-го ноября.
Глава 14-я. И снова – Варвара Рукавишникова
ноябрь 1966 г.
Чтобы поехать на 7 ноября в Боговещенку, мне пришлось идти к Варшавнину и отпрашиваться с демонстрации. С этим всегда было строго – на ноябрьской и майской демонстрациях все до единого должны были присутствовать!
Варшавнин меня отпустил, и я позвонил домой Рукавишниковым и сказал, что приеду завтра, рано утром.
Меня встречал Петр Петрович, и я понял – мне предстоит официальный визит. Мы дошли пешком до Заготзерна, тихонько открыли дверь сенок и так же осторожно – дверь дома. Было около 7 часов утра, и мы вошли украдкой – Варя спала, а со мной, как сказал мне Петр Петрович, хотела предварительно поговорить Варина мама.
Но все сразу же пошло не по плану!
Я не успел сделать и шага, как из глубины дома метеором вылетело что-то лохматое, пестрое и повисло у меня на шее, всхлипывая, целуя меня в щеки, глаза, нос мокрыми губами.
Рукавишникова! Не проспала начало визита, блин!
Не знаю, что меня толкнуло, но я подхватил ее на руки, и, целуя в губы, оттащил в ее комнату, посадил на постель и сказал:
– Рукавишникова! Ты же со сна некрасивая! Приведи себя в порядок!
И вышел в гостиную, где меня ждали папа и мама Вари.
– Ну, вот! – развела руками Людмила Олеговна. – Какой вам еще нужен ответ, Толя?
Сзади как бы прошелестел ветерок – это Рукавишникова проскользнула на кухню – умываться и одеваться.
– Как, какой? – притворно серьезно ответил ей я. – Конкретный!
– Да будет вам! – махнул рукой Петр Петрович. – Может, и хорошо, что все так именно вышло – ну какой предварительный разговор, Люся? Давай-ка готовь завтрак. Толя, вы как насчет по рюмочке, для аппетита?
– Только что по рюмочке, – ответил я. – Знаете, я два месяца как бы в командировке был, жили в палатках, ну, и конечно, по вечерам слегка употребляли… Надоело, но по рюмочке – с удовольствием!
Людмила Олеговна тем временем вышла на кухню, там загремела посуда и раздались голоса – о чем-то разговаривали мама и дочка.
Вскоре Рукавишникова во всем блеске вышла из кухни и остановилась в дверях, потупив глаза. И тогда я сказал:
– Варвара, я тебя не сватать пока что приехал, так что нечего тут…
Она вскинулась, а я подошел, взял ее за руку и сказал:
– Пойдем к тебе и поговорим…
Когда мы зашли в ее комнату, я повернулся к ней, а она вдруг сказала:
– А можно я ничего не буду говорить? – шагнула ко мне, обняла за шею и крепко прижалась ко мне всем телом.
– Как же я скучала за тобой… – прошептала она. – И как я люблю тебя… Толь, не обижайся, на меня, ладно? Ну, я бываю и правда, как дурочка. Ты только помни: я – люблю – тебя! И это навсегда! Толя, я это поняла…
Я смотрел в ее голубые глаза, дунул и сбил в сторону челку, открывая чистый высокий лоб и не удержался – поцеловал его.
А потом поцеловал ее и в губы.
Мы сидели за столом вчетвером и завтракали. Предварительно мы выпили за знакомство по рюмке коньяка, и теперь закусывали и ели.
– Варя! – спросила немного погодя Людмила Олеговна. – Ну, вы поговорили с Толей?
– Да, мам!
– Ну, и хорошо! Езжайте в центр – Толику наверняка захочется повидаться с друзьями. Или ты побудешь со мной – ужин приготовим вместе, а, Варюша?
Я смотрел на Варьку и думал – это вряд ли! Рукавишникова сейчас счастлива, но счастливой она бывает, когда я рядом, и она ни за что от счастья своего не откажется!
Так и вышло – Варвара ответила, что поедет со мной.
– Можно, я воспользуюсь вашим телефоном? – спросил я, и получив согласие, позвонил Марии Константиновне Миуте и переговорил с ней.
Валерка был в армии, но писем пока не присылал, его призвали в конце октября. Так что адрес его я не узнал.
Ладно, сам напишет мне в Барнаул!
Нелька училась в Новосибирске. И я позвонил Надюхе.
– Толька! Давай к нам, вместе с Варькой! – кричала она в трубку.
Они с Бериковым готовились пожениться, и сегодня она собиралась к нему – на праздничный обед.
Договорились встретиться возле дома Берика. В два часа дня.
– Варюш, одевайся! – сказал я Рукавишниковой. – Пошли по гостям!
Скоро мы сначала ехали в автобусе до центра, потом пошли к Гемаюну и Валюхе, та сбегала за Галкой и Бульдозером. В общем, мы еле успели к двум часам к Бериковым.
Там все уже сидели за столом, зашумели при виде нас, налили нам, естественно, по «штрафной», потом мы как-то быстро включились в общее д е й с т в о – и нам было весело, мы разговаривали, пили, ели…
А часов в восемь вечера я, Варя, Берик и Надюха вышли на улицу. Был легкий морозец, и не помню уже, кто предложил зайти в Дом Культуры на танцы.
– А пойдемте! – сказал я. – Я забыл, когда танцевал – все больше другим пою с эстрады!
В РДК все было, как раньше, играл оркестр, вместо Берика какой-то другой парень играл на кларнете.
Мы станцевали раз, второй раз, а потом во время перерыва между танцами я услышал, как меня кто-то окликнул:
– Толя! Монасюк!
Я посмотрел по сторонам и увидел, что это молоденькая девушка – старшеклассница скорее всего. Миленькая, с хорошей фигуркой. Но я ее не знал…
– Привет! – сказала она, подходя ко мне. – Потанцуем?
Кларнет заиграл «Маленький цветок», инструменты подхватили, и мы вышли в середину зала.
– Толя, не помнишь меня? – тихонько говорила мне партнерша. – Хотя откуда – я ведь была в 9-м классе. Сейчас – в 10-ом, в этом году заканчиваю школу. А ты мне всегда нравился… – Она вздохнула и положила голову мне на грудь.
А мне моментально вдруг стало дурно. Я чувствовал на себе яростный взгляд Варьки и предчувствовал, чем все это может кончиться.
Так и случилось! Когда танец закончился, Варьки в зале уже не было.
И я, торопливо попрощавшись с ребятами, поехал поскорее в Заготзерно.
Когда я вошел в дом, здесь царило траурная тишина. «Ну, что за ерунда!», подумал я.
– Где она? – спросил я Петра Петровича, который выглянул из гостиной.
Он кивком головы показал на дверь Варькиной комнаты, и я вошел.